|
|
|
|
|
|
|
|
 Чтиво  |
 |
 |
Радио-повесть “Я-Чайка-Федот?” (отрывок 1) …….Зоотехник Христинин шагал по сельской дороге, мимо домов и участков, навстречу поднимающемуся солнцу. Огненное ярило озаряло ему путь… Мысли его были посвящены полностью науке, зоологии и мировому прогрессу в области сельского хозяйства. С этими мыслями он добрел до избы писателя Кондакова и почему-то остановился… Зоотехник Христинин и писатель Кондаков учились вместе в одной школе и последний был постарше Христинина на 4 года. Усталому зоотехнику вдруг вспомнилось, как Кондаков частенько обижал маленьких детей из сельской школы, отнимая у них морковки и бутерброды. “Вот вырасту и тоже у тебя чего-нибудь отниму”, мечтал тогда маленький будущий зоотехник. Но это все кануло в прошлое и теперь это только вызывало улыбку и приятные воспоминания о детстве уже взрослого Христинина. Он давно не видел писателя Кондакова, так как тот не работал нигде, кроме как своего дома, будучи, кстати, многодетным отцом. Писатель редко выходил на свет божий и мог месяцами сидеть взаперти в своей избе.… В народе говаривали, что он занят написанием нового романа, бестселлера. А ведь было время, когда председатель колхоза Семенов объявил выходной в колхозе, в связи с тем, что в журнале “Крокодил” наконец-то опубликовали фельетон нашего писателя под названием “Пасть и кочерыжка”! Ох, и гулянья тогда были – ни в одном соседнем колхозе не было писателя, а у Семенова - был! Председатель очень гордился этим, он выдал грамоту и премию Кондакову, выделил путевку в Крым, регулярно устраивал встречи народа с писателем в Доме Культуры колхоза, где Кондаков живописно рассказывал народу о своей нелегкой жизни, творческом пути. В графине на трибуне у него обычно был самогон вместо воды и говорил писатель часами, при этом широко раскрывая и выпучивая свои глаза. Женщины рыдали навзрыв, когда слышали его рассказы о том, как во время своего голодного детства ему приходилось питаться сырими голубями, как он отбивался веслами от хохлов во время своих путешествий на лодке по опасным горным рекам Кавказа. Но те времена прошли, писатель спился, единственные произведения, которые у него принимали к публикации, были пахабные любовные романы, которые иногда с успехом продавались приезжим на вокзалах столицы. Терпенье Семенова лопнуло, и он наказал Кондакову написать такой роман, чтоб вся страна узнала, чтоб все колхозы вокруг обзавидовались! И вот уже как полгода Кондаков сидел дома, занятый написанием нового романа. Христинин не долго думая вдруг решился навестить старого знакомого, чтоб хоть как-то отвлечься от своих проблем и неудач но почве зоологии и оленеводства…. Он открыл калитку и направился к избе. На двери висела табличка “Не отвлекать! Пишу роман!”. Христинин постучался. “Кто там” - услышал он жующий и испуганный голос Кондакова. - Свои… Дверь открылась и на Христинина посмотрело испуганное, такое же как голос, лицо писателя, от которого разило ханью и луком. - А, это ты... чаво надо? Кондаков впустил гостя и осмотрел улицу, – нет ли случайно там председателя. Больше всего он боялся, что Семенов придет проверить как продвигается написание нового романа-бестселлера, а у Кондакова как назло который месяц не было вдохновения и он пил, в надежде на то, что оно его озарит….. ….. В комнате было темно и душно – все окна были закрыты и шторы спущены. На писателе был засаленный стеганый халат, из под халата выглядывали семейный трусы, которые он не менял около месяца. Обут он был в обрезанные дырявые валенки, но дыры эти он все равно не замечал, так как ему мешал свисающий живот огромных размеров. Больше на Кондакове ничего не было. Детей его в доме не было, а вообще было у него их аж 9 штук! Жена работала трактористкой от зари до заката, дети – кто где - кто в армии, кто в детсаду, кто на ферме подрабатывал… Писатель же, как обычно, сидел дома… … Писатель завтракал. Не будем в подробностях описывать его застолье, уважаемые слушатели, однако заметим, что стол просто ломился от снадобья и вкусных блюд. Зоотехник покосился на жбан с пельменями, на молодого поросенка. Он был голоден и поэтому протянул руку к пирожкам. Писатель, допивавший в это время кисель и косо поглыдывая из-под стакана на зоотехника, выпучил глаза, как будто тысячи слов уже рвались наружу, но произнести он их не мог из-за занятости рта, и он просто шлепнул Христинина по руке. Допив кисель, но, еще окончательно не проглотив его, он вымолвил “Я сам голодный!”. Тогда Христинин потянулся за соленым огурчиком, но и тут его рука была схвачена – “Понимаешь, огурцы - дороги как память- бабка солила”. Христинин покосился на печку, где бабка Кондакова, живая и здоровая, штопала ему носки. Тогда он жалобно посмотрел на редиску, и Кондаков уже приготовился схватить руку Христинина опять, но, подумал, и отмахнулся: “Ну, редисочку, пожалуй, можна”… Затем, налив себе, и еще поразмыслив, налил и зоотехнику рюмку. Выпил, не чокаясь, и, выпучив, почему-то удивленно глаза, начал бормотать: - Я им всем покажу, они еще меня узнают. Они думают, что я просто писака, обыкновенный сочинитель, понимаешь.… А я ведь не просто писатель! Я – гордый манкурт! Наполовину русский, православный христианин, мать из старого татарского дворянского рода, а прадед мой был полковником царской кавалерии, что само по себе уже потомственное дворянство! Слышишь, Христинин, - не какой-нибудь, а царской кавалерии!!! При этом он многозначительно размахивал луком-порей, который надкусывался по мере рассказа, и расхаживал по избе. Периодически подходил к столу, наливал рюмку и, жадно давясь, выписал ее…. Кондаков все говорил и говорил, а Христинин практически не слушал его, он думал о своем, о зоотехническом. Потом зоотехник встал, выпил первую рюмку, которую он все держал в руках, закусил редиской. - Ну… я пойду…. Бывай… Зоотехник ушел, а Кондаков вдруг почувствовал, что его озарило вдохновение. Он быстро уселся за свою запыленную печатную машинку “Сфэгсон энд бразерз” и вставил листок бумаги и тут же быстро сник… “Э, нееее. Я так не могу... надо прилечь сначала, отдохнуть”- подумал Кондаков и пошел к кровати….. …. Он заснул очень быстро, похрапывая и двигая бровями и своей козьей бородкой. Ему снился все тот же ужасный кошмар, который преследовал его уже как 2 месяца - как будто он, никакой не писатель и не потомственный дворянин, а самый настоящий шпион, и что он ночью залез под кровать, где у него находился радиопередатчик, в который он вещал позывные: “Зиг хабен, зиг хабен! Прием, прием, я – Чайка Федот, я – Чайка Федот, ответьте!”. И в это время забегают милиционеры в избу, хватают его за ноги и с криками “попался гад, шпиён недобитый!” начинают вытаскивать его из-под кровати, а он упирается, держась руками за ножки кровати и кричит: “Ошибка вышла, господа хорошие, Ошибка вышла! Вот пожалуюсь на вас свому барину, ой попадет вам! Ошибка вышла, господа хорошие!” Ошибка вышла, господа хорошие! – вскрикнул на всю избу Кондаков, открыл глаза и вскочил на ноги. От такого ужаса он вспотел вместе с валенками. В горле пересохло и сильно чесалось между ногами. - Папа, ты что? - спросил самый младший сынок Кондакова, 9-й по счету.
|
 |
|
|
|
 |
дизайн - Печатник |
программирование - Сёма.Ру |